![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Оно, понимаете, сядет мне в голову, и сидит и сидит, и клюет меня. Я его в две строки - а оно меня клюет еще больше. Я его писать - а я пишу настолько хуже, чем раньше, что хочется выть в подушку и на ручки, а не писать.
Ну, из опыта понятно, что либо писать плохо, либо ..ээ.. все пожалеют. Так что я буду писать, как получается, и выкладывать это тут, извинити.
Ободряющие комментарии приветствуются.
***
Каждое утро Тамара прятала себе в карман какую-нибудь приятную мелочь. Камушек, привезенный в прошлом году с Черного моря. Совсем маленький и совсем не красивый, но все три дня, что он попадался под больную тогда Тамарину ногу, волны почти не сдвинули его с места. Обрезок желтой ленты без какой-либо истории, но такой яркой, что Тамара сама не замечала, как начинала при одной мысли об этом цвете улыбаться. Пустой чайный пакетик, на котором особенно красиво текли коричневые реки Китая и даже угадывалась какая-то деревушка в долине.
Попадает, бывает, Тамара под проливной дождь без зонта, а в сумке у неё вырезанное из дурацкой детской картинки солнышко с косичками. Или кораблик полосатый. Опаздывает Тамара на автобус, а в пальто у неё скрепка, лет пять соединяющая две вырезанные из журналов фотографии мостов – Бруклинский и Томаса Винсента.
Однажды утром Тамара положила в манжет старую, пронзительно голубую бусину. А вечером автобус, как всегда, качнуло при повороте на набережную, Тамару, как всегда, немного снесло вправо, и, в общем тоже не вполне непредсказуемо, на Тамарину руку, на наглаженный Тамарин манжет, навалился нетрезвый толстый боров, который, впрочем, немедленно отпрыгнул и долго и витиевато извинялся, немного скрасив Тамарину поездку легким перегаром.
Дома Тамара аккуратно вытрясла осколки стеклянной бусины из рукава на лист бумаги, выковыряла пинцетом и иглой мелкие, вбившиеся в ткань, голубые крапинки. Заварила прямо в чашке зеленый чай, пила его с молоком и сахаром за кухонным столом, откинувшись на стуле к стенке, тупо глядя в одну точку.
Потом Тамара измеряла рулеткой расстояние от стены до стола, включила компьютер и купила себе кресло-качалку. И двенадцать маленьких, трехсантиметровых, пищащих резиновых утят.
***
Ну, из опыта понятно, что либо писать плохо, либо ..ээ.. все пожалеют. Так что я буду писать, как получается, и выкладывать это тут, извинити.
Ободряющие комментарии приветствуются.
***
Каждое утро Тамара прятала себе в карман какую-нибудь приятную мелочь. Камушек, привезенный в прошлом году с Черного моря. Совсем маленький и совсем не красивый, но все три дня, что он попадался под больную тогда Тамарину ногу, волны почти не сдвинули его с места. Обрезок желтой ленты без какой-либо истории, но такой яркой, что Тамара сама не замечала, как начинала при одной мысли об этом цвете улыбаться. Пустой чайный пакетик, на котором особенно красиво текли коричневые реки Китая и даже угадывалась какая-то деревушка в долине.
Попадает, бывает, Тамара под проливной дождь без зонта, а в сумке у неё вырезанное из дурацкой детской картинки солнышко с косичками. Или кораблик полосатый. Опаздывает Тамара на автобус, а в пальто у неё скрепка, лет пять соединяющая две вырезанные из журналов фотографии мостов – Бруклинский и Томаса Винсента.
Однажды утром Тамара положила в манжет старую, пронзительно голубую бусину. А вечером автобус, как всегда, качнуло при повороте на набережную, Тамару, как всегда, немного снесло вправо, и, в общем тоже не вполне непредсказуемо, на Тамарину руку, на наглаженный Тамарин манжет, навалился нетрезвый толстый боров, который, впрочем, немедленно отпрыгнул и долго и витиевато извинялся, немного скрасив Тамарину поездку легким перегаром.
Дома Тамара аккуратно вытрясла осколки стеклянной бусины из рукава на лист бумаги, выковыряла пинцетом и иглой мелкие, вбившиеся в ткань, голубые крапинки. Заварила прямо в чашке зеленый чай, пила его с молоком и сахаром за кухонным столом, откинувшись на стуле к стенке, тупо глядя в одну точку.
Потом Тамара измеряла рулеткой расстояние от стены до стола, включила компьютер и купила себе кресло-качалку. И двенадцать маленьких, трехсантиметровых, пищащих резиновых утят.
***